Круговорот
Прекрасна жизнь, что мимо проходя,
Мой жадный взгляд парирует улыбкой,
А я иду подобием дождя
Над морем и над золотою рыбкой,
Где пресность – наименьшее из зол,
И ей ослабить не дано рассол.
Дождь важен только городу, где пыль,
Не будь его, царила б безраздельно,
Где он хотя бы улицы отмыл,
А грянет холод – станет и метелью,
Как серый волк, что, обратясь в коня,
Царевича отыщет. Не меня.
А я иду, и прихожу, и вновь
Кручу ногами персональный глобус,
Покуда мой святой, насупив бровь,
Меня однажды не направит в пропасть,
Но я, подобен лёгкому лучу,
Её назло судьбе перелечу.
Но луч, увы, он тоже уязвим,
Для жалюзи, для ночи и для тучи,
Он исчезает в тишине низин,
Иль превратившись в радугу, – что лучше, –
Становится опять рабом дождя,
А жизнь смеётся, мимо проходя...
Рождественская молитва
В Рождество прошу привычно Бога
Об одном – и больше ничего:
Злых, разочарованных, жестоких
Отведи от дома моего.
Пусть им будет каждому по вере,
Пусть текут мёд-пиво по усам…
Ты к моей не приводи их двери,
Ну а с прочим я управлюсь сам.
* * *
Вот за что я не очень-то жалую осень –
За туман, словно старость, отрезавший дали,
За тяжёлую слякоть, за наледь в мангале,
За вечерний рефрен: «Тридцать восемь и восемь».
Сталагмит прорастает у ржавого слива,
Раздаются с небес перелётные крики,
Деревца у дороги толпятся тоскливо,
Словно вдовый гарем – и черны, и безлики.
Мы пойдём, обновим по снежку первопуток,
Ледоколом до пруда, и сразу вернёмся,
Поглядим через хмарь на неяркое солнце.
По дороге покормим оставшихся уток.
Сколько раз мы в одну погружаемся реку? –
Сколько раз проплываем районную заводь?
Всё одно. Может разве что больше узбеков
Стало в нашей воде бултыхаться и плавать.
В перекрестиях веток – дрожат расстоянья.
В ноябре всё намного круглее, чем летом,
В ноябре так фатально быть нищим поэтом
На костлявых коленях у Вечности ранней.
Отдалились тайфуны, самумы, хамсины,
С неба крошево – замков воздушных крушенья,
Только дом и улыбка весёлого сына
Искупленье погоде, судьбе утешенье.
Скоро ёлка, подарки, снежки, мандарины –
Ну и чёрт с этим холодом, станем как дети!
Загадаем желания – только о лете,
И да будут они и светлы, и невинны.
Загадаем желания – только о солнце,
О тепле, о листве загадаем желанья…
Скоро, скоро весна. Доживём, как придётся.
До свидания, осень. Давай – до свиданья.
Раненый витязь
По грунтовке, бугристой, как строй черепах,
До окраины поля, до леса,
Где белеют под серым дождём черепа
Всех, кто нынче уже бестелесны,
добреду… И наглядный колючий финал
Распластается, в тёмном тумане,
И припомнится, как я легко начинал,
Как читал наставленья на камне.
Как смеялся, наборной уздечкой звеня,
Шестопёром пудовым играя, –
Мол, направо пойдёшь, потеряешь коня,
А налево – себя потеряешь.
И ходил же направо, теряя коней,
И налево ходил втихомолку,
И от сотен вокруг путеводных камней
Не видал путеводного толку.
А ведь было ж написано: «Прямо пойдя,
Что обрящешь, известно лишь Богу»…
Но искал я, наверное, только дождя,
А казалось – дорогу, дорогу…
Вот и всё. Этот мир, по-ноябрьски седой,
Спой мне, что ли, прощальную песню –
Слишком долго лечился я мёртвой водой,
И теперь от живой не воскресну.
О кладах
Где-то лежат неотрытые клады –
Золото в патине и самоцветы,
Надо бы вырыть. Использовать надо.
Денег иначе из принципа нету.
Где ты сегодня, сундук Монте-Кристо?
Он ведь не всё распатронил когда-то?
Где номерные счета коммунистов?
Где островные заначки пиратов?
Дайте пиастров, дублонов, цехинов,
Талеров, гульденов, кун, луидоров,
Дайте алмазов, сапфиров, рубинов,
Жемчуга и драгоценных уборов.
Дайте наколку на схрон тамплиеров,
И на тайник с аладдиновой лампой,
Дайте кредитку опального мэра,
Четверть бюджета кампании Трампа.
…Нет же. У двери бивак кредиторов,
С прежних жиров не стригутся купоны,
Стали златые свинцовыми горы,
Тёща глядит с осужденьем резонным.
Видно придётся, ох, видно придётся
С тёплым покоем, увы, расставаться,
Вскрыть свой последний сундук Билли Бонса
И за чужие моря отправляться.
Счастье моё в этом мире пустом
Там, где помечено место крестом
Бабье лето
Я не носил портянок из парчи,
Не смаковал элитные харчи,
И в отпуск на Майорку мне слабо,
Но я читал Бодлера и Рэмбо.
Босх для меня картины рисовал,
Потели Ботичелли и Шагал,
Гармонией переполняя мир,
Бах долго темперировал клавир.
Пусть ветер остужает мой карман,
Зато в друзьях Андрей и Феофан,
И в долг всегда мне пару мыслей даст
Светоний. А не то – Экклезиаст.
Мне интересней думать о душе,
Чем обладать «Бугатти» и «Порше»,
Звенеть айфоном и во власть влезать,
И у «Мишлена» звёздочки лизать.
Пусть умножает пустоту в трюмо
Тот мир, где барахло и ГМО,
Где без сердец, и не в ладах с умом,
Лишь чмо на чме и погоняет чмом…
…Смеётся сын. На улицу втроём
С ним и с женой мы погулять пойдём,
Нас растворит осенний дивный свет,
И ничего чудесней в мире нет.
Памяти Наташи Ворониной
Добрый день. Смотри – настало лето.
Над Москвою грозы и циклоны.
Девушки, как водится, раздеты,
Лужи, как положено, бездонны.
Барды, как всегда, немного пьяны,
Андерграунд, как обычно, курит …
И кружит размеренно, по плану,
Мир меж озареньями и дурью.
Все мы в том круженье полукровки –
Помеси совка и маргинала,
Просто пассажиры с остановки,
Просто опоздавшие с вокзала…
Всё в судьбе теряя раз за разом,
Нахлебавшись холода и дряни,
Багажом мы свой сдавали разум
Женщине, как залу ожиданья.
Вижу эту тусклую картину,
С горами невымытой посуды,
С чёрным потолком – от никотина,
С чьим-то взглядом, жарким и паскудным…
С жутким ароматом алкоголя –
Каждый приносил с собою лепту, –
С памятью, что есть покой и воля,
А ещё, что за стеною лето…
Но на том истоптанном пороге,
В доме никаком и окаянном
Мёртвая вода любви недолгой,
Прошлые затягивала раны.
Но под тою временною крышей,
Мы – одной сестры пропащей братцы –
Понимая, что куда уж ниже,
Обретали силы подниматься…
Умерла. По венам телефонным
Новость протечёт, как пульс, стихая,
Каркнут ошарашено вороны,
Звякнут равнодушные трамваи…
Новый мир из пластика и стали
Прошлого не хуже и не лучше…
Мы тебя при жизни не спасали,
Помолись теперь за наши души.
Мысли на Патриарших
Чахлая липа, сухая погода,
Жизнь, проходящая мимо…
Как это, Господи, всё безысходно,
Тяжко и неодолимо.
То, что ушло, возвращается снова,
Снова сомнениям тесно…
В Бога не веруя, требуют слова
Даже и от бессловесных.
Если надежда ещё не погасла,
То отвечает за это
Неотвратимость трамвая и масла,
Аннушки и турникета.
Будет ли красен, багров или розов –
Проблеск последний заката,
Всё это – вечный кошмар берлиозов,
В криках вагоновожатых.
Как ни потей, чтобы строчки не даром,
В сутолке, гуле и гаме
Всё ещё круглый булыжник бульвара,
Так же скользит под ногами.
Так же дробится далёкое солнце,
Ужас в глазах застывает,
И отвечать за безверье придётся –
Даже и после трамвая.
Гости
В кухне жар клубится и мерцает,
Словно летний полдень над пустыней,
Тесто из кастрюли выползает,
На столе мука лежит простынная.
В разных мисках всякие начинки:
Мясо, щука, рис, грибы да яйца –
Суетятся у двери мужчины –
В магазинчик сбегать собираются.
Из духовки запах прямо райский!
Есть ли там такие ароматы?
У мольберта отдыхают краски,
Холст стоит, покуда незапятнанный.
Нынче праздник. Светский иль соборный,
Всё равно – зато собрались гости.
Будут песни, будут разговоры,
Анекдоты вперемежку с тостами.
Наплевать, что малы гонорары,
Что зарплату жмут который месяц,
Мы ещё сильны, ещё не стары,
Пусть враги от зависти повесятся!
Изнывает кот, объевшись фарша,
Дети ждут, пока он пробудится.
За окошком всё такое наше,
Наплевать, провинция, столица ли…
Будет вечер. Подметутся крошки.
Час настанет, поклонясь, проститься.
Для домашних или на дорожку
Соберутся сумочки с гостинцами.
Всем пора. Назавтра на работу.
И тогда один из уходящих,
Скажет: «К нам на шашлыки в субботу!»
Вот. И это, братцы, настоящее…
Штрих к автопортрету
Когда б вы знали, «из какого»,
Не удивлялись бы ни дня…
О, Господи, пошли другого!
Ну почему опять меня!?
Ни тиража, ни каравая
Никто на свете мне не дал…
Когда бы знал, что так бывает,
Я б не остался на финал.
Не соблюдал бы я обычай –
Плеваться в дружеском кругу,
Я жил бы тихо и обычно,
Так нет же, падла! – не могу.
И счастье, и достаток – мимо,
И жил не «за», но «вопреки»,
И всё летали серафимы,
И вырывали языки.
Поэзия! Ты мой Египет:
Где пёсьи мухи, тьма и град,
И котлован кромешный вырыт, –
Там первенцы твои лежат.
Святынь осталось – только Слово,
Глуха и суетна страна…
…Когда б вы знали, из какого…
…Когда б мы знали, на хрена?
Вий
Когда-то жилось в нашей веси богато,
Под небом высоким согласье да мир,
На речке ловили плотву пацанята,
Отцы в воскресенье сходились в трактир.
С кумою кума языками чесали,
Скотина паслась, колосились хлеба,
Мы жили спокойно, мы горя не знали
От мора, от ворога и от ума.
Гремели на дальней чугунке вагоны,
По тракту кандальники плыли в пыли,
А мы на поправку окладов иконам
Отцу Диодору монетки несли.
На ярмарку в город, бывало, и барин
Заедет да выкатит бочку вина,
Обмерит кого канифасом татарин,
Его посекут – и отпустит сполна…
…По благости этой мы справили тризну,
Мы нынче умны – не ищи дураков.
Так было бы ныне, так было бы присно,
Так больше не будет во веки веков.
И в старой часовне у края кладбища
В тяжёлый и тёмный предутренний час,
Какие-то бесы всё ищут да ищут,
Зачем бы? Кого бы? Вестимо, что нас.
Да сами мы стали от них неотличны,
У старых и малых ножи в сапогах,
А души тревожат заморские кличи
На птичьих невнятных и злых языках.
Кто в храме свечу у иконы затеплит?
Кто выгонит нечисть за круг меловой?
Мы нынче оглохли, мы нынче ослепли,
Мы нынче всё реже дружны с головой…
В селе тишина. Не найти человека.
Лучинку спросить без опаски нельзя…
А ну-ка, сосед, подними-ка мне веки.
Давай-ка посмотрим друг другу в глаза.
Прощёное воскресенье
Дома, обочины, лабазы,
Канавы, грязи, купола…
О, Господи, прости мне сразу
За всё, за все мои дела.
Прости растерянность, усталость,
Досаду, глупость, седину,
Прости, что я, уже под старость,
Опять люблю свою страну.
Что я зову друзей, как прежде,
Хотя разборчивее стал,
Прости, что подавал надежды,
И столько их не оправдал.
Прости за фраерство, за моду,
За фанфаронство, за понты,
Прости за то, что не дал в морду
Тому, кому хотел бы Ты.
Прости за помыслы благие,
Не дай душою обнищать…
И пусть меня простят другие –
А мне им нечего прощать.
© Александр Асманов, 2015–2017.
© 45-я параллель, 2017.