Владимир Ефимов

Нас всех обязывает долг

перед женой, страной, планетой.

Давно бы мир людей умолк,

не будь обязанности этой.

Но сколько б нибыло извне

критериев любого толка -

а как вам с ним наедине,

с неотвратимым чувством долга?

Он попросился "на двоих"...

На третьей, нежно рюмку взявши,

"предлОжил" выпить и за них -

за женщин, что теперь - не наши.

Как будто выключили свет,

как будто радио замолкло -

ушел в задумчтвость сосед,

нащупал след, как видно, тёплый.

Он долго думал и не пил,

смотрел куда-то исподлобья,

а взгляд его заполнен был

и благодарностью и скорбью.

В наш приутихший коллектив

он внёс серьёзную тираду:

- Любовь - она локомотив,

  но и про рельсы думать надо. -

Ну, всем - пора, закончен бал,

пока! пока!  и нет вопросов...

Вчера ж, по случаю, узнал,

что от него ушла жена,

он - мшинист электровоза.

Весенним утром спозаранок,

ещё ни разума, ни сил,

но я нашел пилу, рубанок

и сам скворечник сколотил.

Скрутил верёвкой на ветёлке

и убежал играть "в войну"...

Да только в той моей светёлке

скворцы не жили в ту весну.

А через год весна другая

спешила, весело журча.

Скворечник к жерди прибивая,

мой дед сердито поучал:

- Во всём, внучок, должна быть ясность

  всё делай с толком, до конца.

  Иначе - сущая напрасность,

  как твой скворешник без скворца. -

... Издалека  с  упрёком вечным

с сердитым дедовым лицом

нет-нет да взглянет тот скворешник

с непоселившемся скворцом.

Мы целовались сладко и неистово,

никак не обсуждаю эту тему,

а соловей в кустах своих насвистовал,

изящно формулируя проблему.

Ладошки нежных рук погружены

под воротник расстёгнутой рубашки,

а там по всей поверхности спины

немыслимые бегали мурашки...

Тут не заслуга памяти моей,

в неё я окунулся, как проснулся,

когда дружище старый - соловей

мне ночью сообщил, что он вернулся.

Пойду его проведать поутру

и предложу за встречу "по рюмашке",

и, мол, давай состряпаем ноктюрн

про те мои давнишние мурашки.

Любовь - оно, конечно, хорошо:

и душу греет и лелеет тело.

Вот если б я теперь её нашел,

то знал бы - как

и что мне с нею делать.

Во-первых,

никому бы не сказал,

мол, вот она!

и как она прекрасна!

А потихонечку,

на тормозах,

спустил бы вниз

с высот её опасных.

И приручил,

как доброго коня,

идти со мной

в любой огонь и в воду,

быть постоянно

около меня

и не просить,

при случае, развода...

Но на пути

к несбывшейся мечте

одно меня

заранее тревожит:

любовь, она

привыкла к высоте

и тихо умирет

у подножий.