Рожков Андрей

"Забрав дочурку, съехала с квартиры...", –

Невольно подсказала пыль немая.

От вашей жизни, словно грязь – отстиран!

Любимая, за что? Не понимаю!

Предательства коварная настойка,

Подобно спирту, обжигает горло.

Неужто недостоин был настолько,

Что без предупреждений связи стёрла?

Неделю, может больше, ближе к ночи,

Являлся к сокровенному порогу.

Звонил, стучал, надеялся, захочешь

Увидеть мужа, не осудишь строго.

Не открывала, плача еле слышно...

Смирился, что причину не узнаю,

Но дверь однажды отворилась –

Вышла...

И... сквозь меня прошла, моя родная...

Припорошены парк и улица,

В белых шапках стоят дома,

А деревья слегка сутулятся –

Марафет навела зима.

И не видно под снегом ласковым

Неказистых угрюмых мест –

Настоящее скрыто маскою...

Я погреться зашёл в подъезд.

Словно хлопья, усердно кружатся

Стайки мыслей под Рождество.

Мне б развеять, набравшись мужества,

Лицемерия колдовство.

И увидеть глазами ясными,

Что спустя пару тысяч лет

В той же мере живём соблазнами,

Причиняя друг другу вред.

Я уходил...

медленно, по крупицам.

Робко ступал,

не сообщив маршрута.

Знал – не поймёшь,

правдой не откупиться!

Нужен ли я

подлинным хоть кому-то?

Грезил... "Постой!", -

скажешь, шаги услышав.

Но занята

правкой моих изъянов.

Увлечена –

цель ощутимо ближе...

Я уходил

тихо. Возможно, зря,

но...

Молча исчез.

Глядя в чужие лица,

Глупо теперь

определять причины.

Поздно кричать

и, проклиная, злиться!

Всё же смогла

во мне задушить мужчину.

Пришла Она, и благородный нрав,

Томящийся в оковах эгоизма,

Решил освободиться, бросил вызов

Режиму гнёта, путь борьбы избрав.

Сумел понять, что даже если прав,

Нелишне извиниться. Пусть капризна...

Смотря на мир сквозь розовую призму

Высоких чувств, шептал стократ: "I love!"

Неровный ритм отстукивало сердце –

Порабощён! Влечением ведомый,

Не замечал незыблемую суть.

Вкус истины доводит до оскомы –

У айсберга не выйдет обогреться,

Огня вовек без искры не раздуть.

К сожалению, я не пишу гениальных строчек –

Не рыдает восторженно критик, смакуя образ,

За нелепые шрамы ошибок, корявый почерк

Именитый ценитель одарит словцом недобрым.

Запятые, тире разбежались, гуляют вольно,

Словно дикие звери. Дрессуре не поддаются.

А на сцене листа А4 с концертом сольным

Выступает творение в платье словесно-куцем...

Не имеют значения опыт и титул мэтра,

Всё условно в поэзии, слишком размыты грани.

Бередить остаётся души неуёмной недра,

Уповая однажды шедевром сердца поранить.