Александра Зайцева

Мой старик в запое, ругаю, кричит: Не тронь,

у меня столько поводов, сколько на свете войн!

Заряжает кассетник и слушает про огонь

батареи батяни комбата.

Допивает водку, шлифует моим мускатом,

ближе к вечеру тащится в гастроном.

Возвращается скоро, гремит трёхэтажным матом -

продавщица, курва, затронула честь солдата,

назвала старпёром и алкашом!

Говорю: Забудь, я налью тебе выпить и ляжешь спать.

Верещит: Отставить! Я кончался в Афгане за эту лядь!

Бреет щёки,  утюжит брюки, велит подать

ордена, медали, парадный китель.

Я смотрю с балкона, как он отправляется воевать

с гнусным миром, который его обидел.

Мой старик упёртый,  покажет торговой гниде!

Прав батяня комбат, нам некуда отступать.

Даша теперь не спляшет,

не шевельнётся даже,

Даше сломали ноги, вывернули живот.

Брось её, эту Дашу,

мамочка не накажет,

мама из магазина Лизу тебе несёт.

Новенькие шарниры

в теле у балерины,

гнётся куда придётся, радостна и легка.

Будет твоей любимой.

Всё, расколола спину?

Ну не реви…

А хочешь, купим живого щенка?

Не пойду на войну.

Объяснюсь, что не знала. Просплю. Заболею ангиной.

Стыд полка - я теряю патроны и гадом зову старшину.

И, пожалуйста, хватит нотаций про долг гражданина,

Хочешь, к стенке поставь, хочешь – в угол, а я не пойду на войну.

Не пойду на войну.

С детства крови боюсь, её  дело – остаться под кожей

И не пачкать рукав. Нам довольно имён, номера не нужны.

Может, скурим траву, а не ляжем в неё? Может, это поможет? 

Не пойдём на войну.

И, представь, что они не пойдут.

И не будет войны.

Человек захотел уйти. И ушёл.

Оставьте его в покое.

Казалось бы - жуть, а ему хорошо

Торчать из петли головою,

Под плавленосырным небесным бельмом

Покачиваться беспечно

И щериться сверху на личный содом,

На ипотечный скворечник,

На сонного дворника, парочку дур

И маячок неотложки.

Он, может быть, счастлив. Не трогайте шнур -

Висеть человеку можно!

Стойкий запах вчерашней еды и несвежей одежды

Не заставит подняться, раскрыть занавески и взяться за ум.

Как ни глупо звучит, у Надежды совсем не осталось надежды -

Раздала до гроша, говорят, в милосердии нет малых сумм.

Надя знает провисшие сетки больничных постелей,

Невозможность поймать в мониторы дрожащую нить.

Хуже – только отсутствие света в последнем туннеле,

Вероятно, сгорели все лампы, и некому их заменить.

За починку берутся провидцы, шаманы, предтечи,

Говорят, что во тьме поселилась опасная тварь,

Говорят, что способны прогнать, но закончились спички и свечи.

Говорят, говорят…

И Надежда встаёт, и включает карманный фонарь.