Егор Лемек

говорят венеция стала северной
в одночасье
на изумрудный лед
выкатились звонкие девочки
венецианочки
исполняя коньками цок-цок
будто чокались бокалы богемские 
запотевшие 
с молодым вином
я хочу увидеть такой Венецию
чистую прозрачную кверху дном
где на веревках замерзшее белье топорщится
и заслышав вьюги картавый зов 
по сан марко голуби смятенно топчутся 
издавая крыльями стеклянный звон 

в бессонницу  случится неизбежное:
пустынность спальни лес заполонит, 
и следом – Фет, как старый лось в валежник 
ломится, рифмами хрустит.

«какая ночь! на всём какая нега!»
в глазах лосиных – мельтешенье звезд, 
расплывчаты под катарактным снегом
прерывистые сны берез. 

блуждаю среди них, зачем – не вспомнить,
ползу (куда?), на узенький рассвет,
чем дальше в лес, тем мысли буреломней, 
уймись же, Фет.  
      
ни леса здесь, ни снега, ни рояля –
лишь теньканье часов, и лампа в сорок ватт,   
и я в иссиня белое роняю
с шершавых губ тягучие слова.
 

говорят такая неуместно ранняя 
в этом году пришла весна
что в Лозаннском музее 
ожила энтомологическая коллекция
сбежались работники музея 
квохтали охали
на всякий случай захлопывали окна задергивали шторы 
хотели сначала звонить Набокову
кто-то сказал - он умер давно
вы совсем что ли?

и пока все смотрели растерянно друг на друга
не решаясь друг другу важный вопрос задать 
позвонили из дома-музея Санкт-Петербурга
- представляете какая у нас ерунда

бабочки очумевшие полусонные 
рвались с булавок    
оставляя пыльцу - 
разноцветную невесомую на стеклянных крышках
и пока суд да дело: перезванивались спорили пустословили
я застрял в астраханском аэропорту 
мой рейс снова перенесли из-за погодных условий
снег
ветер
снег
я стоял и смотрел как ветер швыряет в стекло 
лимонниц и голубянок
я смотрел и слушал сердец их стук 

Из всех Венеций вспомнил я такую:
С моста взираю, глупо рот открыв –
Переплывают улицы, ликуя,  
Вдоль, поперек бесстрашные коты. 

Да, плавают они! А как иначе
К своим любимым путь преодолеть,
Когда звучит в ушах их зов кошачий,
И под водой лежит земная твердь?

Венеция, размытая по кругу, 
На крепость чувств испытывала всех,
Но посмотри! Плывут коты друг к другу!
Не в падлу замочить на лапах мех!

Коты плывут. Их лаковые спины
Венецианский вьюжит карнавал. 
Смотри! Легко скользят, необъяснимо,
Неповторимо даже, я б сказал. 

И на мосту, с бессмысленной улыбкой, 
С утра бухой который день подряд,  
На дребезжащей отсыревшей скрипке 
Им про любовь играет музыкант.  

Мне б всю ночь смотреть, как она рассеянно
Ковыряет пальчиками дор блю
Но она сказала вдруг: почитай Есенина,
Говорит, Есенина я люблю.

Всё во мне обрушилось и рассеялось,
Загорчило плесенью, как дор блю.
Потому что я не люблю Есенина,
Стыдно признаваться, но не люблю.

Хмурит лоб, гримасничает по-детски,
Ноготками нервно по столу стучит.  
Может, лучше, милая, Вознесенского?
Лосева? Гандлевского? Прям навзрыд? 

Бродского?? «…заморозки на почве и облысение..»?!
Бродский это силища, боже мой! 
Нет, бубнит, Есенина, мол, Есенина.
А не то заплачу или домой. 

Нет, один мне нравился... что-то… рань весенняя
Вспомнить бы... там розовый бег коня.
А за то что, я не люблю Есенина, 
И за то, что мир мой не про Есенина.
Не беги, пожалуйста, от меня.