Константин Корнеев

Смотри: раздвигается свет, и человек-спираль

К воротам Петра приносит пустое благо,

Когда, изломав друг друга под крики «Браво!»,

Играем на картах Таро в голубиный рай.

Пересечённый круг обретает формы,

Безумные с точки зрения сизяка;

И нам говорят – это так же в пределах нормы,

Как зебра в лоскутных зарослях ивняка.

Зачем разгонять кровоток, если пульса нет?

Не торопись крылом начинать дорогу…

Что жизнь – процент, известно не только Богу,

Но каждому, кто умеет летать во сне.

Так вычисли дробь, заключи её в жернова

Отсроченных улиц, не долетевших чаек

До середины реки, что течёт едва

Сквозь небо, и невдомёк, кто кого качает

(Раздвинутый свет, как пелёнку, скомкав)

Ребёнок ли мать, или мать – ребёнка.

Потускнел полустанок,

и воздух черствеет закатом,

Наполняя пространства сюжет угасанием лилий,

Сквозь которое вертится, звук оставляя за кадром,

Сумасшедшая стрелка, запутавшись в небыли-были.

Время хлещет наотмашь

из всех поднебесных артерий,

Обнимая потоком, неся, голося, распыляя.

Достаются в легенду уже не награды, а тени,

Перешедшему линию фронта за линией края.

Закрывая глаза,

забывая и радость, и зависть,

И мальчишку, что выскочил из дому в яркой обновке,

Я в блокноте вселенной проделаю новую запись

Лишь о том, что доехал до следующей остановки.

[Как продолжается вглубь заката

Крестовый поход детей]

В напёрсток сцежена Илиада,

И жизнь – напрасная, в общем, трата

Эвклидовых площадей.

[Как скачут вслед за Аттилой гунны

Сквозь римский колонный мрак]

Приходит век обречённо юных,

И герр зольдат на параде всунет

Ещё одну ногу в такт.

[Как, не найдя по сусекам спичек,

Метнёшься: пора бросать]

Слон на ладони стола комичен,

Стол на ладони слона лиричен,

А прочее на великом птичьем

Звучит: тра-та-та, твою мать…

1.

Ни единого скрипа издать не смея,

окружённые абрисами теней, 

собираются буквы – густые змеи    

в это имя, растущее на стене    

как странице книги: ни сна, ни духа,

только баска неровная пролегла

на маршруте от тишины до уха,

прикрывая всю наготу стекла,

2.

в глубине которой струится жадно

молодого времени кровоток;

обломав о толстые грани жало

опадает воздух – сухой листок,

догорает слух, и, сгребая пепел,

нитевидный сумрак его несёт

в край снегов, где мечтает малышка Пеппи

не попасть под красное колесо.

Человек отслаивается от стены,

Комната вязнет в анатомическом хрусте.

Человек этот – вылитый Ким Чен Ы,

«Эн» отвалилась при перезагрузке

Аппаратуры всемирного соглядатая.

Трещина света разламывает стену, и

С необъяснимым упорством солдата

Человек шаг за шагом уходит с теми,

Кто на иные пути посмел

Встать – в ток земли, в крик орлицы.  

И отступает бессильное слово «смер» - 

«Ть» отвалилось ещё при Аустерлице.