Людмила Шабалина

1.
Будто на засуху мгу -
первой любви перегляд:
Бабочки на берегу -
яркие всполохи клятв.
Лето, как тысячи лет,
нежит пригревом шальным.
Ходит по кромке рассвет,
словно не будет войны.

Зыбких четыре утра,
тёмная тень у реки.
Пробуют нити утрат
прядильщики - пауки...

2.
В строках скупых - напротив-
полуистёрт графит:
Тишь меж боями бродит,
так, что в ушах звенит.
В прорезях неба - Южный
крест - золотым песком.
Месяц льняной краюшкой
тихо плывёт в окоп...

Краткая передышка,
лирики не унять.
Только живых не слышит,
смерти шальной снаряд.
Сборщик людских агоний -
не'жить - кривит лицо.
Ветер по пеплу гонит
бурый от ржи листок....

Взорванное полесье,
между деревьев - тьма.
Выше - до поднебесья -
крик: "Я не умер...ма..."

Между нами давно разводные мосты -
параллельных миров принадлежность.
Этот берег похож на остывший пустырь,
Только яблочный запах здесь прежний...

По тропе бродит Память - такая беда,
И далёкие близкие лица
Всё зовут и зовут безнадёжно туда,
Где прозрачны былого границы...

Где деревья качают зелёный июль,
И во ржи васильки акварельны.
Где на каждом шагу расцветает "люблю",
И хранит детский сон в колыбели... 

На другом берегу, накренившись слегка,
Сквозь туман проявляется пристань.
Я осталась одна, а шальная река
Лижет плот мой волной серебристой...

Вы давно меня ждёте на той стороне,
Но пока заплутал Перевозчик.
И плывёт по течению в тёмной воде
Незабудковый синий веночек...

   У всего есть предел: в том Числе у печали. 
                                     Взгляд застревает в окне, точно лист -- в ограде. 
                                     Можно налить воды. Позвенеть ключами. 
                                     Одиночество есть человек в квадрате.
                                          Иосиф Бродский



У всего есть предел: в том Числе у печали.©
Отражаются в зеркале чьи-то ключицы,
Не мои ли? И кто там шуршит за плечами?
То ли Ангел, а то ли пленённая птица...

Слабо плещется зеленью в мутном бокале
Одиночество.Тонет на дне от бессилья.
Что там видится? Может, перроны, вокзалы
Или лайнеров дальних блестящие крылья?

Даже если взлетишь, от земли оттолкнувшись,
Ухватившись за след самолёта нелепо,
Что там дальше? Не небо, не море, не суша...
Иллюзорность пространства и млечного слепка. 
 
Что останется после? Какой-то обрывок
Недописанной пьесы, забытой беспечно.
Чья-то драма всего лишь печальный отрывок
На земле. За пределом качается Вечность...

Тут славно. Тут майская радуга
семицветные щурит глаза.
А там - и подумать-то радостно -
по-июньски наряженный сад.
Восстав из сухого и зяблого,
зацепилась за небо трава.
И звёзды на дымчатых яблонях
не кончаются, как ни срывай.

Где ландышами да нарциссами
надышавшись до счастья в груди,
захочется смыслам бесхитростным
имена дорогие найти.
И может, стихами и прозою
расписаться на чистом листке...

...Ты ждёшь меня в домике розовом
с голубятнею на чердаке?...

Уехать, уплыть, улететь бы куда-то -
Наивная, глупая блажь.
Минуты, часы - расписанье по датам,
А в небе кучкуется, перится вата
И просится на карандаш.

Рисую высокие тонкие башни -
Билетик желанный - джекпот.
В Париж и Мадрид, или Лондон (не важно),
По курсу летит аэробус бумажный -
Запущенный в даль самолёт.

Туда, где на крыше под жёлтой Луною
Тревожит сонатой скрипач.
Так пахнет любовью и вечной весною,
Что можно за небо схватиться рукою,
Промчаться по облаку вскачь!

Потом безмятежно, легко опуститься,
Крылом не коснувшись земли.
Беспечно вплетаясь в рассветы, зарницы,
О том возвестят говорливые птицы,
Что в гавань зашли корабли...

Да мало ли что мне пригрезиться может -
Желаний заветных не счесть.
В несбыточных грёзах коней не стреножить,
И в буднях моих, друга на друга похожих,
Я счастлива там, где я есть!