Подборка стихов, участвующая в конкурсе «45-й калибр – 2017»

Павел Кричевский

Россия, Деревня Турово Серпуховского района Московской области


Предчувствие зимы

Такое осень нашептала

случайным ветром молодым,

и так прозрачен веток дым,

и так над дымом небо тало,

что ангелов нам не сдержать

всепоглощающую рать.

 

А жизни так осталось мало,

что неоткуда умирать.


Самая странная ночь

Самая странная ночь на свете –

первая  ночь после похорон.

Умер, но ещё не смирился с этим.

Наконец понимаешь, что был рождён.

 

Жизнь ещё рядом – хочешь потрогать?

Шумит деревьями, не уходит прочь.

За что наказан? За что так строго? –

Оставили мне только эту ночь.

 

Холодно. И безнадёжно.  Горько.

Бессонница.  Уже завтра? Поутру

подумать осталось: «Подумать только,

я больше уже никогда не умру…»


Братья

Раненая волчица

к детям спешит с добычей –

в нору средь тёмных ситцев

трав – соблюсти обычай,

 

свежую человечью

в пасти сжимая мякоть,

в травах посеять вечный

цвет  нежных алых маков

 

и накормить всю нору

радостным, детским, рваным

визгом волчат, которым

жертву несёт и рану.

 

… И, насытившись мясом –

плотью чьей-то – и  млеком

тёплых сосцов, все разом

спят волчата. И векам

 

дав опуститься, дышит

мама ещё живая,

самых любимых слышит –

т е х  д в о и х, узнавая

 

странный их лепет. Ближе.

«Мы голоднее слабых», –

будто скулят. И лижут

рану, сжав её в лапах.

 

Радость пряча в оскале

и от жизни хмелея,

мамину кровь лакают.

 

Ромул и Рем взрослеют.


Переправа. Молчание волны

Манили бродом. Брод я  не нашел.

Я плыл в челне. Харон – старик умелый

им правил. Я молчал, во рту обол

зажав. Харон же то и дело

 

«Слов нет у нас – ты про слова забудь,

их продали там, наверху, а плата

вся вложена в тебя за этот путь,

за тишину и наставленья брата,

 

то бишь меня», – хрипел, косясь на рот.

Я, мучим медным привкусом, склонился

к пустой волне. Бездонен Ахеронт.

Челн, как плевок, в его глубинах длился.

 

Казалось, кто-то пишет нас волной,

которая почти не отражала, –

лишь челн,  Харона хрип и взгляда жало

и тело – то, что было раньше мной.

 

Из всех когда-то бывших мною слов

во мне одно журчало – переправа.

«А что, кабы, – подумалось, – веслом

хрыча по голове  и дальше вплавь, а?»

 

Так странно знать – я больше не умру,

не утону, не пропаду, не сгину,

и даже если я уйду в глубины –

я буду в них всё так же на ветру…

 

Так вот ты, вечность! Я тебя узнал.

Ты – челн всего лишь, берега – случайны.

То не Харона хрип, – слов зов прощальный.

Мне ветер пел, и я ему внимал:

 

«Ты вслушайся в молчание волны.

Войди в него. Прозрачны, хрупки стены.

Твой дом отныне здесь. Его храни

от берегов и их случайной смены…»


Март

Посмотри как умирает зима,

как снежинки тихо сходят с ума,

тая, в капли у земли вырастая,

 

и тумана  развевается стяг.

Улетает, засидевшись в гостях,

свиристелей поредевшая стая.

 

Жизнь сегодня стала на день длинней,

и зима покорно съёжилась в ней,

истекает влагой – правдой о каждом

 

 дне ушедшем и о нас о самих.

Лужи – головы усталых  сомих

костенеют и страдают от жажды.

 

Всё покрыто тонкой корочкой льда,

даже небо – ледяная слюда,

проломить бы, и вонзить бы поглубже

 

взгляд, но тучи  эту тайну хранят, –

так  в мундирах  рваных  верный отряд

до конца несёт свою службу.

 

Сквозь разводы на стекле посмотри,

тени хрупко как растут изнутри

света – серое в небьющемся белом

 

цельном времени сосуде. А вот

солнце бросило на дно луч – свой лот,

чтоб измерить глубину его – смело

 

кошка рыжая по кромке спешит

света – тени, тёмный  взгляд её сшит

с кистью Брейгеля и с дальним пейзажем:

 

там – власть линии, пятна и штриха -

нитью белой ледяная река

поле, дерево и лес вместе свяжет.

 

Горизонт как всегда чёрен, дружок,

ведь это сна незаживший ожог,

сон остыл,  уже недосягаем,

 

и он с юностью встречает в раю

нашу зиму, а мы здесь на краю

дня и света её в рай провожаем.


Перейти к странице конкурса «45-й калибр – 2017»