Ефим Гаммер

Струнные звездные ночи.

Помыслов росные капли.

Вынесло в многоточье

шпильки, кинжалы и сабли.

Плавятся в прелости звуки.

Сеются в праздности слоги.

Призраков стылые руки.

Странной окраски тревоги.

Влажные пальцы дремлют.

Губы к губам прижаты.

И в запредельные земли

двигаться вовсе не надо.

Ветер – ходок, пусть бродит,

лунность толкает в пойму.

Было все это в годе…

Впрочем, позвольте, – не помню.

Снится давний придуманный мир.

Вроде был он уже осязаем.

Но опять в мозговую тьму укатил –

явь ему, как оленю борзая.

Вновь по крохам его собирай.

Ватман правь вездесущею тушью.

И внимай как хмельной Заборай

кажет кукиш небу из лужи.

Постигай неземную вину,

росчерк света, дыхание мрака,

лунатическую страну,

где душа беспощадно нага.

Вновь придет среди ночи Дали.

И, пятнистым халатом рисуясь,

сутью линий идти повелит.

«Бог с тобой. Но не молви всуе».

Вновь Филонов проявит лик

и утонет в извиве пальцев

на бумаге, рождающей вскрик,

чтобы вскриком уже и остаться.

Вновь и Гойя – сознанием чист –

распогодится, выкликнет Маху.

И помянем минуты ничьи,

зная, им не задёрнуться страхом.

Снится давний придуманный мир,

не придумано в жизнь проступает,

к слову крепит две пары крыл,

чёрной тушью ватман питает.

И спутник старинных сказаний,

и пленник наследственных сил,

я нервно – стихом осязаний –

в словесных пределах бродил.

Вызваливал формулу чувства

из дебрей придуманных дней.

И Синяя Птица Искусства

стеклянно мерцала в окне.

Вломились незванные сроки,

оконные смяв миражи.

И снова судьба на пороге

у правды-неправды – души.

В любви дорог обратных нет.

Оглянешься – там бездорожье.

И тихо шепчешь: «пожил, пожил»,

неся в душе вчерашний свет.

В любви дорог обратных нет.

Но повстречаться можно снова

с влекущим отголоском слова –

«люблю» – и выдохнуть в ответ:

«В любви дорог обратных нет».

Уходят малые-большие,

Уходят люди невзначай,

И незаметно, как и жили,

Как ели хлеб и пили чай.

Податься в рай? Пустое дело.

Баклуши бить? Гулять в саду?

А закобененное тело

Работы просит хоть в аду.

Вдруг сверх зарплаты рубль положат?

Путевкой в рай вдруг наградят?

Что размышлять? Все в длани Божьей.

И спорить что? Привычней ад.

В аду жарынь! В аду погода,

Что вгонит в гроб и мертвеца.

И возмущение народа

Командой райского дворца.

И донесли. И по начальству

Пришлось наладить обходной,

Чтоб разъяснили в одночасье:

«Ты что? Придурок аль больной?»

И закатали на проверку.

«Дышите в трубку! Так и так!»

И, вынув душу, сняли мерку,

Чтоб вдуть ее в земной барак.

Когда меня вбивали в землю

И – глубже, глубже каблуком,

Я превращался незаметно

В зерно, и в хлебе жил тайком.

Когда меня в сто рук сгибали,

Чтобы тело надвое рассечь,

Я знал, что превращусь в скрижали,

Но прежде в меч, и только в меч.

Когда вздымали в небо-светло,

В кумиры с песней волокли,

Я понимал: теперь не вредно

Уйти, частицей стать земли.

Я был землей, мечом и хлебом.

Я сознавал: такой удел.

И пусть мне тайный смысл не ведом,

Но я ведь жил! Видать, умел...